Эдди Стрит

Байчжан и практика работы

Перевод Постоянного Озарения по Eddy Street. Baizhang and work practice // New Chan Forum №54, стр. 47-54

Особенность большинства буддийских затворений и, определённо, важная часть наших затворений – практика работы. Эта такая естественная часть того, чем мы занимаемся, что мы не думаем о том, как появилась эта практика, и явно не думаем о Чаньском Мастере, который ввёл эту практику (ведь изначально она не входила в деятельность буддийских монахов).

Во времена Будды и в последующих индийских общинах монахи проводили время, медитируя и обучаясь «в лесу». На равнинах Ганга они жили обычно вблизи населённых мест и кормились подаянием – ежедневным сбором даны. Вообще, многим монахам работа была запрещена, и, когда устраивали монастыри, работу выполняли практикующие миряне или рабочие. Итак, организация работ была обусловлена расположением общин возле снабжавших их даянием людей. Затем буддизм развился в Китае, и произошли изменения в том, как практиковали Дхарму, в силу смены географии и культуры. Сначала чаньские монахи жили в монастырях других школ, таких как даосские, но постепенно практика развивалась, и появились чаньские монастыри. Они были преимущественно в горах, в отдалении от активного населения, и поэтому было мало мирян-помощников, кто мог поддерживать монашеские общины материально. Отсюда возникла потребность в самообеспечении монахов, и сначала они следовали практике монахов-отшельников, собиравших дары природы вокруг своих хижин. Однако монастыри росли, и вскоре им пришлось выращивать себе еду.

Тогда и жил Байчжан Хуайхай (720–814, по-японски Хякудзё Экай). Он был третьим держателем чаньской традиции после Шестого патриарха Хуэйнена (638–713, Эно по-японски). Байчжан был наследником Дхармы Мацзу, а среди учеников Байчжана были Хуанбо и Линьцзи (яп. Риндзай). (Эх, было время! – прим. пер.) Чтобы действовать эффективно, людям, живущим вместе, с общей целью, нужен был набор правил, регулирующий повседневную жизнь, и Байчжан считается составителем правил для чаньских монастырей – обычно известных как «Чистые правила для сообщества» (или «Общинные правила чистоты»). До нас не дошло исходного варианта этих правил, но вся последующая практика чаньских монахов считается основанной на правилах Байчжана, а также на его способе располагать монастырь и его строения. Эти правила были важны тем, что установили чань как независимую буддийскую школу; поэтому считается, что общинная чаньская практика восходит к Байчжану.

Важное отличие этих правил от традиционного подхода на равнинах Ганга в том, что они включают практику труда. Правила говорят просто: «Все члены общины должны равно участвовать в выполнении общинной работы». Для самообеспечения монахам надо было работать. Не Байчжан установил рабочую практику в чаньских сообществах, она началась во предыдущих поколениях; но её включение в эти правила сделало работу необходимой принадлежностью монастырской жизни. Это облегчило и видение рабочей практики как великолепного способа выражения медитативного ума в повседневной жизни.

Знаменитая история о подходе Байчжана к работе описывает, что случилось, когда он состарился. В его «Записях речений» сказано:

Когда Мастер занимался бытовым трудом, он всегда первым в общине брался за работу. Людям было тяжело это вынести, и однажды они пораньше спрятали его инструменты и попросили его отдыхать. Мастер сказал: «У меня нет добродетели; как же я заставлю трудиться других?» Он повсюду искал свои инструменты, но, не находя их, не стал есть. Отсюда возникли его слова: «День без работы – это день без еды», – которые облетели всю страну.

О рабочей практике есть много историй и диалогов, ясно показывающих, что Байчжан старался внедрить принципы дзадзена и медитативной учёбы в процесс работы. Многие такие истории содержатся во знаменитых собраниях коанов¹. В собраниях коанов появляются и истории о самом Байчжане².

Таким образом, рабочая практика составляла значительную часть деятельности в китайских монастырях, и, как вспоминал Мастер Шен Янь, была известна как «Всеобщее приглашение»:

Это были периоды, когда всех приглашали поработать в монастырях. Иногда это называли «чу по», буквально «пойти в горы», но не обязательно подразумевалась работа в поле. Это могли быть разные работы по монастырю.
Жизнь в чаньском монастыре

Как мы видим, «всеобщность» приглашения ясно говорит, что оно касается всех, каковы бы ни были их ранг и положение, то есть, работа применима ко всем – так же, как и Дхарма применима ко всем. Ещё интересно, что бытовые дела назывались чу по, что перекликается с историей рабочей практики – когда быть монахом в горах означало необходимость работать.

В нашей, более современной практике, краткие периоды работы – существенная часть наших затворений по медитации. Это практика, организованная для блага общины (подметание, мытьё, приготовление еды и пр.), но естественно включает нашу личную деятельность, и так помещает «нас» в общественный контекст. Эта деятельность связывает наши внутренние процессы, протекающие на затворении, со внешней физической активностью; связывает тело и ум во процессе занятий. В этом отличие от других мгновений на затворении, когда ум и тело связываются другими процессами. Работа – это и даяние в действии. Деятельное даяние другим: и группе, и всеохватной буддийской Сангхе.

Благодаря идее воплощаемой работой щедрости, мы распознаём не только исторические изменения во практике даны, но и значение нравственности и этики (шилы) в основе рабочей практики. Основной упор изменился, с даны подношений мирских практикующих на дану, практикуемую всеми для всех. Нужно видеть всю свою работу как дану, даяние. Это практика щедрости. К сожалению, беседу о даянии и щедрости обычно оставляют на конец затворения, когда просят пожертвований в пользу Сангхи и Учителя. Хотя, несомненно, в этом есть смысл, возникает неудачное отделение работы, необходимой для общинной жизни, от её основы в даянии – как если бы «работа» и «даяние» были разными действиями в разное время. Они не отдельны, а оба проявляют дану, одно из шести совершенств (парамит), дана-парамиту. И работа, и пожертвования – одна деятельность, поддержка других и самоотдача практике, которая вся вокруг тебя. На самом деле, говорить о щедрости в начале любой активности Дхармы было бы следованием примеру Будды, так как в палийских сутрах «речь о даянии» (дана-катха) была всегда первой темой бесед Будды. Многие речи он начинал с подчёркивания смысла щедрости, и его обсуждение этой добродетели предшествовало введению других тем Дхармы.

Практика даяния через работу для общины важна тем, что её развитие подрывает озабоченность «собой», благодаря отдаче себя общине. В занятиях бытовыми делами нет основания для сравнений – «Делаю ли я это лучше, чем… Смотрят ли на меня… Понял ли я это правильно…» Работа как действие даяния происходит, когда дающий и получающий не двойственны, нет разделения на «я» и «мы». Она убирает центр из чувства собственной важности, фокусируясь на окружающем в целом. Работа делается ради себя самой и на благо других, так создавая свободу от долга и обязанности. Она делается без ожиданий получения чего-то взамен. Это значит скорее служить, чем помогать, и это служение вдохновляется состраданием и заботой. Оно естественно исходит из сердца и приносит радость и свободу.

Работа – это медитация, такая же важная, как медитации при сидении и ходьбе. Центр сосредоточения – принятие задачи осознанно, не рассматривая её как помеху на пути к сидению или отдыху. Это просто медитация в действии, в атмосфере взаимной поддержки. Это возможность наблюдать реакции и ответы на активные действия, и поэтому она доступна для исследования позже. Так мы можем двигаться к признательности и настоящему осуществлению осознанности миг за мигом в наших повседневных жизнях. Смысл здесь в необходимости воплотить делание того, что делаешь, когда ты это делаешь. Поскольку работа занимает значительную часть наших жизней, очень ценно и полезно осознанное наблюдение, что наша повседневная работа тоже обладает качеством даяния. Можно развить выполнение наших задач в деятельность без цели. С этим отношением работа становится «непрерывной практикой», частью «круга как пути», о котором так красноречиво писал Доген:

…Непрерывная практика не разделена, не принуждена тобой или другими. Сила этой непрерывной практики утверждает и тебя, и других. Это значит, что твоя практика влияет на всю землю и все небеса в десяти направлениях. Хотя ты и другие не замечаете этого, это так. Соответственно, непрерывной практикой всех будд и предков, твоя практика осуществляется, и открывается твой великий путь³.

Непрерывная практика указывает нам на осознание, что вся деятельность пронизана Дхармой и вся деятельность пронизана Великим Делом, что возвращает нас непосредственно к Байчжану и работе. Мы способны оценить природу этой непрерывной практики благодаря коану о Байчжане:

Однажды Байчжан, обращаясь к собранию, сказал: «Вспашите для меня рисовое поле, и я дам вам указания по основополагающему принципу великого дела».
Когда монахи вспахали для Мастера рисовое поле, они сказали: «Теперь, пожалуйста, Мастер, дай нам указания по основополагающему принципу великого дела».
Мастер раскинул руки⁴.

Своим жестом «Вот и всё» Байчжан приглашает нас осознать, что вспашка поля – это указания нам о Дхарме. Таким же образом, подметание, нарезка овощей, мытьё туалета и т.д. дают нам указания по Дхарме, и через эту работу мы входим в непрерывную практику, и открывается наш великий путь. Это учение, как жить наши жизни: заниматься своим делом и полностью войти в эту практику.